«Вот и сбывается все, что пророчится...», или Ватерлоо 17 августа и промышленная политика

Cегодняшняя экономическая ситуация неизбежно ведет к очередному перераспределению собственности. Причина ни для кого не секрет — отсутствие у Государства цельной, продуманной концепции промышленной политики. Именно поэтому за время реформ так и не удалось сформировать «класс эффективных собственников». Что в итоге привело к социальной, экономической и политической неопределенности, порождающей общественную усталость и раздражение.

В формировании промышленной политики объектив-
 но наиболее заинтересованы реальные или потен-
 циальные собственники, владельцы промышленности, народного хозяйства. Кто это? Прежде всего — структуры, имеющие положительный финансово-экономический баланс. Причем, если уж мы решили встроиться в мировую экономику, то обречены пользоваться её индикативной ролью в нашей промышленности. Тогда конкурентоспособен лишь Газпром.
Но не будем настолько пессимистичными. В конце концов, мировой рынок и внутренняя рентабельность — разные вещи. Тогда сюда же можно отнести и предприятия, обеспечивающие торговлю товарами повседневного спроса, к примеру, пищевую промышленность, а также венчурный промышленно-эксплуатационный бизнес, основанный на передовых инженерных решениях. Этот сектор имеет тенденцию к росту, но его способность к проникновению на смежные территории ограничена. Оборотных средств не хватает — прибыль направляется в расширение собственного воспроизводства. Партнерство с системообразующими производственными комплексами может дать более весомый результат.
И конечно же, сюда относятся «устойчивые» сырьевики: ЛУКойл, Сургутнефтегаз, Норильский никель (в нашей области — например, КУЭМ, но об этом позже).
Другая группа объединяет внешние силы, т.е. иностранных инвесторов. Вряд ли стоит на них останавливаться. Почему? Да потому что Россия занимает не такое уж огромное место в мировой экономике, чтобы кто-то сломя голову помчался вытаскивать ее из ямы. Проблемы России — это проблемы медведя-шатуна, облезлого, голодного, невыспавшегося и потому шального. Надо дать ему немного снотворного (денег) и пищи. В общем, не нужно обольщаться. По-прежнему играя политическую роль, мы в мировую экономику не встроены. Разве только долгами.
И наконец, наиболее значимая группа — системные кредиторы. Эта група образуется исходя из потенциальных активов (перевода задолженности в собственность) и состоит из следующих участников:
— государство (федеральная власть, областные-республиканские, местные администрации) — исходя из задолженности по налоговым платежам;
— энергетики (РАО ЕЭС, Газпром). Они, кстати, входят и в первую группу;
— «инфраструктурные», по сути государственные предприятия: связь, транспорт. Они тоже являются кредиторами, но в меньшей степени. В долг они оказывают услуги преимущественно тому же государству.
Вот и всё. Кто-то, правда, может вспомнить еще олигархов, но олигархи сейчас являются как раз объектом, а не субъектом приватизации. Эклектично подобранные, организованные банковским, по-хорошему или по-плохому, — но спекулятивным капиталом, они развалились, как только исчезла возможность для спекуляций.
Силы, стоящие за финансовым, наиболее мобильным капиталом, проявляли наибольшую активность еще полгода назад. Промышленная политика во многом формировалась этими силами, приведшими нынешнюю власть в Кремль. Структуры, основой которых были финансы, не могли не двигаться («принцип велосипеда»). Перестал — проиграл. Остались в прямом и переносном смысле те, кто «зарылся в землю». Поверивший в исключительность монетаристкой силы «золотого тельца» Инкомбанк, не приобретший ни нефти, ни телеканала — только Бабаевской конфеткой подслащает горькую чашу банкротства. Находящиеся, в прямом и переносном смысле, ближе к земле, сохранились — благодаря общественной и государственной потребности. Как только над этой потребностью не иронизировали «чистые рыночники»!
Осталось и массивное эффективное (в отличие от промышленных или сырьевых структур) использование СМИ, выборных технологий, в пользу тех же мобильных, финансовых групп, т.е. произошла конвертация экономического влияния в политическое. Было и управление производственными активами. К сожалению, только так, как умеют финансисты — в виде контроля или организации денежных потоков. В чью пользу? Это другая тема. Каждый понимал правила игры, писавшиеся второпях на спине очередного фаворита у трапа самолета, по-своему. И имел на то полное право. Этих правил нет и поныне. Просто складываются условия, которые начинают диктовать эти правила.
Опыт кавалерийской атаки под упоением своей идеологии хорош, когда в пятнадцать лет командуешь полком и надо изрубить противника начисто. Но если в сорок лет тебе доверили страну... Принцип «ввязаться в бой, а там посмотрим» достоин, но штыковые атаки либеральных экономистов захлебнулись в потерях страны и собственных потерях. Кириенковские «сто дней» окончились своеобразным Ватерлоо политиков «чистого рынка» в России. Можно ссылаться, как наполеоновские биографы, на грязь (а в России грязи нет, только когда холодно) и насморк (Да, Президент прихварывает). Можно. Но только лихой натиск рыжего маршала Нея на каре Веллингтона был великолепен — и неудачен. Чубайс (с шевелюрой того же цвета, что и у Нея) тоже хороший рубака и бился до последнего. Только кризис 17 августа поставил точку на определенном этапе социально-экономического развития страны. Славного Нея победившие консерваторы расстреляли. Чубайса оставили руководить РАО ЕЭС.

«На войне, как на войне:
сегодня жив, а завтра не...»
Возьмем Урал, Свердловскую область. Здесь есть система Уралтрансгаза, затем — Свердловэнерго, постоянно находящееся под угрозой банкротства из-за долгов газовикам. Правда, банкротить энергетиков бессмысленно: условный баланс Свердловэнерго положительный, и банкротство свелось бы к простой передаче должников, что и так происходит на практике.
Местный производственный комплекс можно разделить на две группы. Первая производит сырье с невысокой степенью обработки, рентабельность которого (медь, алюминий) обусловлена мировыми ценами. И вторая, основная: черная металлургия и машиностроение. Здесь — «полный вперед». Столько металлической инфраструктуры не нужно. Мировой потребности в металле есть предел, а своего потребителя рынок, как бы так помягче сказать, перетренировал.
 Финансовая деятельность наших предприятий также не оригинальна и ведет к расчетам не столько деньгами, сколько долговыми обязательствами. Что и является фактором перераспределения собственности. Торгуется задолженность перед бюджетами (включая социальные платежи), энергетиками и дорожниками. Есть и деньги, даже наличные. Которые всеми путями будут уходить из контролируемого государством оборота. Отдать живые деньги государству — выше последних сил наших предприятий. Платя налог, предприятие теряет конкурентоспособность, в первую очередь с внешним товаропризводителем. Таким образом, мы приходим к одному из немногих способов борьбы большинства предприятий за элементарное выживание в пока еще действующей налоговой системе — обналичиванию («белому» или «чёрному»). Ранее проблема виделась не cтолько в порочности налоговой системы, сколько в отсутствии системной экономической политики со стороны государства. Объяснение странной апатии государства в расшивке взаимных неплатежей нашлось чуть позже — в виде постановления Правительства № 254 от 5.03.97. Упомянутая апатия объяснялась просто — зачем стимулировать отечественное производство, пусть оно глубже залезет в петлю неплатежей. А потом, спокойно, без беспорядочной пальбы, всё будет поделено «уполномоченными банк-формированиями».
Последнее не получилось. А ситуация та же. У стоящего под дамокловым мечом задолженности предприятия практически исчезают стимулы к какому-либо развитию. Власть акционеров при таких объемах задолженности становится условной и временной. Потому-то иной модели, кроме поведения временщика, они не могут предложить.
Понятно лишь то, что нельзя делать, — нельзя бросать промышленность (и накрепко завязанные на неё социальные вопросы) на произвол судьбы. Сама она выплыть в волнах свободного рынка не в состоянии. Достаточно печален для предприятия и суррогатный, в отличие от реальной смены собственника, опыт т.н. «внешнего управления». Внешний управляющий работает на силу, приведшую его к власти. Что поделать, задача у него такая. Часто ведущая к окончательному растаскиванию оставшихся активов, предшествующему полному банкротству.

«Отставить разговоры...»
С каждым упущенным днем технологическое, производственное, научно-техническое отставание от конкурентоспособного по мировым стандартам уровня нарастает. Приходит в негодность оборудование, а главное — происходит катастрофическая деградация кадрового профессионального потенциала.
Расшивать неподъемную задолженность предприятий перед государством и друг другом жизненно необходимо. Раздать людям по ваучеру-2? Нового Чубайса не найти, а бросать на это дело повзрослевшего Анатолия Борисовича — изощренное иезуитство. Конечный результат будет тем же — купят те, кто на цинизм государства ответят еще большим цинизмом эксплуатации бывшей госсобственности. Прощать долги, как модно стало предлагать в качестве панацеи, — во-первых, разлагает, а во-вторых, практически бесполезно. Правила игры не изменились, а значит, те же грабли ударят в то же место. Надо либо менять правила, либо продолжать игру при новом, реально сложившемся раскладе сил. Если не мудрствуя (хватит!) следовать логике долговых обязательств — хозяин собственности найдется. Свой до мозга костей. Тогда за корректировкой правил игры (или правильности их исполнения) следить будет легче. Меньше игроков, да и весовые категории станут внушительнее и сопоставимее.
На деле, именно так и происходит. Например, с НТМК (см. “ДК” № 45, с. 5, с. 10, статья с символическим названием «Неприятности НТМК только начинаются»). 24 ноября Межрегионгаз, Свердловэнерго (кстати, еще не рассчитавшееся с газовщиками) и представители Качканарского ГОКа высказались за введение на предприятии внешнего управления. Областное и федеральное правительства не определились. Но без них все равно никуда не деться. Кстати, структура и порядок задолженности Качканарского ГОКа тем же лицам, включая, естественно, бюджеты различных уровней, вполне сравнима с структурой задолженности НТМК. Но «по мнению Андрея Козицина, президента исполнительной дирекции Качканарского ГОКа, банкротство НТМК не должно привести к банкротству ГОКа, с одной стороны, а с другой, с новым собственником можно будет выстроить более приемлемые взаимоотношения». Г-н Козицин, комбинат «Уралэлектромедь», по приведенной в начале этой статьи классификации относится к первой группе. Но кто же будет этим «новым собственником»? Вопрос риторический. Социальное значение НТМК для Нижнего Тагила и области ясно, а значит, невозвратные инвестиционные кредиты — в первую очередь от энергетиков (при продолжающейся отрицательной рентабельности действующего производства), будут продолжены.
Если идти по пути лобового (что требовали интеллектуалы из Минфина) отключения электроэнергии при неуплате живыми деньгами — неизбежна конфликтная ситуация с населением и госвластью, так как живыми деньгами никто не заплатит. Ситуация одинакова для всей страны. Это приведет к тому, что реальные и несколько грубоватые кандидаты в парламент и в президенты, победившие от лица безработных и разрушенного от остановки производства хозяйства — разберутся с рубильником. В прямом и переносном смысле.
Колоссальное расслоение общества по уровню доходов, а значит, уверенности в завтрашнем дне, сыграло против «чикагских мальчиков». Соотношение населения с низким уровнем достатка и численности «успешно вошедших в рынок» — кратно разам. А страна одна. Жить в ней придется вместе. Когда призывают объединиться в дороге на достойные, как мы считаем, позиции, то все должны осознать общность интересов и ясность идеологии. Понять, что идущим по грязи и холоду пешком сложно поверить руководителю, возглавляющему колонну на сверхскоростном, обеспеченном климатконтролем «мерседесе».
Потому-то, следуя экономической и политической логике развития страны, мы идём к соответствующим «державным» лидерам: Лужкову или Лебедю. Других реальных кандидатов на политическое электоральное лидерство — нет. Оба лидера выдвигаются собственной (вопреки МВФовской) логикой развития страны. Вопреки интересам руководства весомой части прежних собственников. Ибо эти группы не смогли распорядиться своими возможностями для блага макроэкономической, социально-экономической системы в целом.

«Вот твой билет, вот твой вагон.
Все в лучшем виде одному тебе дано...»
«Газовые генералы» понимают: «отключать градо- или системообразующие предприятия нельзя». Значит, надо строить свою промышленную политику (преследуя в т.ч. сугубо специфические, например газпромовские, цели).
Не рассматривая деликатную схему использования финансовых активов (в своём роде это интимное дело), посмотрим потенциал использования дебиторской задолженности. Она делится на две части: реальная, т.е продаваемая продукция (источник денег) и условная, т.е. задолженность, увязанная с социальной сферой (денег не будет). Если худо-бедно с реальной задолженностью удается справляться, то с «условной»... Куда как сложнее.
Один из выходов — четкое партнерство с государством, понимая, что при этом государство цели своего развития по отношению к энергетикам не сформулировало. Кстати, только в таком партнерстве можно говорить и о реальных налогах и тарифах.
Цель — не что иное, как та же конвертация экономических результатов (долгов социально значимых предприятий) в политический потенциал. Денег это не даст. Но без этих денег, если честно, — можно обойтись. И обходились. Пока. А при партнёрской промышленной политике с государством получить (взять) реальную свободу для своего экономико-политического развития — можно. Как на местном, так и на федеральном уровне. Вопрос в мощности оказываемого прямого и косвенного давления.
Газпром и другие сырьевики должны понять, что они просто обречены на вмешательство в управление государством в силу того, что больше других заинтересованы в создании нормальных условий работы предприятий, безвозвратно прокредитованных поставками энергоресурсов.
Однако существует в самом Газпроме, в силу развития его менеджеров, теперь уже «выстраданное» мнение — это нам не нужно, это «от лукавого», наше дело — «труба и месторождения». Словом, «за нас, за вас и за газ. Выпьем». Такая точка зрения имеет право на существование, особенно при только Газпрому известной рентабельности добычи и продажи газа. Но, повторимся, она безусловно ограничивает реальную силу и потенциал РАО. Подобное упущение в итоге опасно для самих менеджеров. Активы энергетиков порой используются кем угодно, а не их реальными владельцами. Достаточно вспомнить потенциал многочисленных финансовых и банковских структур, где Газпром или РАО ЕЭС являются собственниками или совладельцами.
Да и Россия не может пойти на поводу по-отраслевому здравых, но ограниченных решений. Как не может быть придатком, местом прохождения газовой трубы, отсасывающей в одном месте, чтобы сбросить, за деньги, в другом. А значит, специалистам Газпрома пониманием экономических задач, стоящих перед государством, и своей, Газпрома, роли в государстве необходимо опровергнуть бытующее сомнительное утверждение, что не лучшие выпускники теплоэнергетических факультетов в советское время, теперь занявшие ведущее положение в своей отрасли, получали распределение «на трассу».

* * *

Что же дальше? Когда соответствующая часть промышленности получит хозяев в лице судьбоносного партнерства Государства и энергетиков, останется один небольшой нудный вопрос: те же живые деньги. Надо ответить честно. Денег не будет. Не считать же деньгами зарплату, которую необходимо выдать. И всё. А основные фонды, необходимое, в т.ч. для конкурентного, развития? Без этого ведь нельзя.
Финансировать необходимое структурное перевооружение может казна. Но не просто так, а зачетом, в погашение своей задолженности за потребленные энергоресурсы. Причем сама себе, как совладельцу производства. Тогда денежная масса увеличится гораздо меньше, нежели в случае условного кредитования промышленности. На первый взгляд — абсурд, но если посмотреть на то, как обстоят дела: без потребления энергии работать нельзя. Останавливаться тоже нельзя. Платить будут собой, т.к. денег нет, т.е. собственностью. Придется брать, потому что больше брать нечего.
А так как от этого нажитого непосильным трудом добра никуда не деться (а продать по-нормальному, см.выше, нельзя), придется это добро использовать. Лучше бы поэффективнее (оброк, барщина, лишь бы не дань).
Если, по Гамбургскому (Токийскому, Нью-Йоркскому) счету, рентабелен лишь Газпром — с него и причитается. Это — по-нашему. У предприятий появляется хозяин с долгосрочными интересами. Государство рассчитывается с энергетиками связанными, целевыми, инвестиционными деньгами (а порой и не деньгами, а продукцией, услугами с размещенного на предприятии с аналогичной судьбой производственного заказа). Сбывается мечта монетариста — свободных денег, а значит, массивной инфляционной накачки — не будет. А еще одним деликатным предложением может стать указание на единственный источник налички для имеющих теперь столько добра энергетиков — выручке не за экспорт газа, а за экспорт продукции, произведенной на теперь уже принадлежащих энергетикам предприятиях.
Недооценивается апробированный локомотив государственного развития: инфраструктурные отрасли народного хозяйства (тоже «третья группа»): связь, железная дорога, автодорожники. Их развитие увязывается с использованием освобождающихся после сокращения нерентабельных производств трудовых ресурсов. Вспомним — предвоенную Германию, США — «Америку сделали дороги». Рентабельность затратного сельского хозяйства заметно увеличивается в том случае, когда оборачиваемость продуктов его производства возрастает за счет быстрой доставки их к потребителям или местам глубокой переработки. Можно вспомнить не новый экономический постулат — «связь правит миром». Правят-то, конечно, мозги, но деятельность тех же мозгов основана на количестве и качестве ассоциативных связей.  

Россия никогда не сможет быть «сервисной» по меркам мирового хозяйства, т.е. строить свою экономику на преобладании комплекса непроизводственных услуг. Мы, по географическому, политико-экономическому положению, по своему складу, ментальности, наконец, — инженерная, производственная страна. С чрезвычайной бюджетной ситуацией в 1999 г. фраза «пока не заработает промышленность, никому легче не станет» будет не частью газетного анализа, а условием, исходящим от государства.
Мы уже в походе. И давно. Но здесь не Синай, здесь холодно. Здесь не предвидится семи хлебов, достаточных для прокорма российского этноса. Поэтому не будем ждать ни смены поколений, ни сорока лет скитаний, попытаемся пройти свою дорогу побыстрее. Напрямую она короче.