Воровство как производственная проблема

«В России воруют все». Что это? Культурная аномалия, которая уходит в глубину веков и сформирована уже недоступными для реконструкции причинами (может быть, происходили серьезные климатические скачки или вообще тут замешаны пришельцы)? Или просто национальная традиция: цыгане традиционно конокрады, а русские — казнокрады?

Для начала разберемся с поня-
 тием воровства. Словарь Оже-
 гова дает такое определение: «Воровать — преступно присваивать, похищать чужое». Мы видим, что понятие воровства связано, по меньшей мере, с пониманием законности и со знанием того, что такое чужое. Здесь-то как раз и начинаются проблемы.
Законы в России испокон веку существуют сами по себе, жизнь же идет сама по себе. Еще сложнее обозначить то место, которое занимает понимание чужого, частной собственности в душе нашего соотечественника. «Все у нас народное, все у нас мое» — такое суждение ближе к соборному духу русских, который, по мнению некоторых ученых мужей, и послужил причиной исключительной близости России к построению коммунизма.
Вообще существует три разновидности явлений, подпадающих под данное определение: собственно воровство, расхищение и экспроприация. В период строительства социализма в нашей стране мирно соседствовали воровство личного имущества как профессиональная деятельность узкой группы специалистов и расхищение народной собственности как образ жизни широких любительских масс. Появление на горизонте нового игрока — собственника — потребовало новых технологий присвоения. И тут народ вспомнил об экспроприации как самом справедливом и исторически оправданном способе обоснования воровства. Порыв всеобщего негодования по поводу тех, кто сам украл что-то («деньги партии», родное предприятие и т. д.), развязал руки самой широкой общественности, у которой появился дополнительный мотив брать, не стесняясь.
Фигура собственника с трудом приживается в российской ментальности. Быть может, это тоже культурно-историческая данность. Вспомним, как происходили известные земельные переделы в XVIII веке. После того, как началось расслоение на тех, кто много работал, и тех, кто не сильно утруждался (то есть, на богатых и бедных), последние, естественно, стали постепенно проникаться идеями социальной справедливости, вернее, ее отсутствия. Что предприняло государство в лице царя как «гаранта прав и свобод»? Оно разрешило собраться всем заинтересованным и переделить землю по-новому, «по-справедливому». Экспроприация, таким образом, является традиционным экономическим инструментом российского государства. Если считать только с 1917 года, у нас намечается экспроприация экспроприаторов, экспроприировавших экспроприаторов в третьей степени. Понятно, что собственник чувствует себя генетически неуютно в ожидании очередного раскулачивания.
Одно радует: в российской истории генетический код «эксов» не пересекся с мусульманским шариатом, а то мы рисковали бы превратиться в нацию безруких.
После приватизации, когда вместо общей и доступной страны населению выдали бумажки и сделали вид, что «мы теперь в расчете», классовые противоречия обострились еще и потому, что исчезла узаконенная привычкой и психологически комфортная возможность брать всё. Моментально изменились правила игры, и работники крупных акционерных обществ не сразу сориентировались, кто же является реальным хозяином предприятия и сколько стоят их акции. Со временем энергия гегемонизма переключилась с внешнего врага — «толстопузого буржуя» — на родного, воспетого в анекдотах «нового русского», и далее — на олигархов.
Пострадали и те, кто сам постарался выбиться в собственники, зарегистрировав ТООшку и ожидая, когда к нему потекут рекой несметные богатства. Потекло не ко всем, и лет пять назад бывшие генеральные и коммерческие директора собственных предприятий численностью три человека появились на рынке труда в качестве наемных работников. Запомнившееся ощущение хозяина часто служило причиной внутреннего саботажа при работе «на дядю». Из этих людей, к сожалению, получилось совсем немного профессиональных менеджеров. Однако они значительно пополнили ряды расхитителей чужой собственности, восстанавливая социальную справедливость.
Вырисовывается формула: «нет частной собственности — есть воровство». При наличии частной собственности воровство тоже, конечно, есть, но не как всеобщий способ существования, а как профессия, приносящая сверхприбыли в связи с повышенным риском, связанным с нарушением законодательства.
Итак, в чем же конкретно проявляется тяжелая наследственность российской ментальности?
Во-первых, психологическое различение «мое/чужое» просто не сформировано. С детского сада нам внушают, что «нехорошо иметь что-то», «надо делиться», а иначе «все будут показывать пальцем» и «обзывать жадиной-говядиной». Частная собственность раздражает русского человека, как красная тряпка быка.
Во-вторых, вопрос воровства сильно психологизирован, то есть закон воспринимается не как объективная данность, а как факт нашей психической реальности. На этом, кстати, основываются огромные возможности политического влияния на различные уголовные процессы. Общественности легче поверить в то, что подозреваемый является жертвой политической травли, нежели принять то, что он нарушил закон и должен сидеть в тюрьме.
В-третьих, возможность заработать рассматривается как возможность украсть.
В-четвертых, исторически сложились отрасли народного хозяйства, в которых воровство входит в систему оплаты труда. Это прежде всего те отрасли, которые связаны с продуктами питания. Кстати, когда в агентстве заказывают подбор персонала в сферу общественного питания, то в качестве общего требования всегда звучит «чтобы воровал в меру».

Разнообразие
форм и методов
Автор статьи компетентен лишь в рассмотрении определенного вида воровства (конечно, только как эксперт и консультант), а именно — производственного, вплетенного в повседневную трудовую деятельность. Есть более квалифицированные авторы в вопросах краж, грабежей и прочей собственно уголовной тематики. Написаны книги и о том, как направлять крупные финансовые потоки в нужное русло и проводить экспроприацию «наоборот» в масштабах страны (приватизацию). Пресса практически ежедневно вводит читателей в тонкую науку крупных «разводок». Не будем отбирать чужой хлеб и остановимся на узнаваемой ситуации современного российского предприятия.
Итак, воровство бывает личным и коллективным. Первое основано (помимо генетического кода) на ощущении анонимности, надежде или расчете, что «никто не узнает». Часто «индивидуалы» строят целую личную легенду самооправдания: от «начальник меня не ценит, так я ему покажу, кто круче» до «семеро по лавкам». Для коллективного воровства уже необходима идеология. Как правило, такой оправдательной идеологией становится восстановление социальной справедливости, то есть экспроприация экспроприаторов. В группе реализовать план по «отщипыванию» кусочков чужой собственности проще, поскольку «заговорщики» находятся в эмоциональном резонансе. Да и проблема ответственности легко перекладывается на плечо товарища.
Значимо и различие масштабов. Говорят, что «честный человек ворует мало», поэтому установка, что «украсть на бутылочку пива — дело святое», характеризует человека с самой добропорядочной стороны. Большинство берет то и столько, что и сколько сможет — от офисных принадлежностей и бумаги до мебели и деталей, из которых в домашних условиях собирается автомобиль.
Человек, который принципиально не ворует, воспринимается окружающими как блаженный, не от мира сего или как хитрец, который берет больше других и поэтому нуждается в репутации честного человека. С точки зрения психоанализа, личность, которая никогда не возьмет чужого, даже если для этого есть все возможности, имеет репрессивное чувство вины, связанное со спецификой общения с родителями в раннем детстве.
Что же касается методов, то в этом наши соотечественники выступают настоящими Кулибиными. Мне вспоминается анекдотический случай, рассказанный представителем одного из мясокомбинатов: работники комбината напоили спиртом большого хряка, одели его в тулуп, валенки, надвинули на нос (пятак) шапку и провели его через проходную под сетования охранника «что ж ваш товарищ так пьет на работе?». Как говорится, это было бы очень весело, если бы не было так печально. Уместен ли вообще вопрос об искоренении воровства на предприятии?

Советы консультанта
Воровство на предприятии — одна из немногих проблем, которая не полностью зависит от системы управления и личности менеджера или собственника по причинам, изложенным выше: особенности национальной ментальности и многообразие мутаций. Однако это не значит, что воровство можно лишь практиковать (как национальное эзотерическое учение), ему удивляться и с ним смиряться. С воровством можно бороться. Конечно, в масштабах страны удобнее было бы бороться с воровством силами государственного аппарата. Однако даже в тех случаях, когда государство хочет предпринять какие-то радикальные меры в сфере общественного понимания собственности, получается «как всегда». Поэтому пока ждать милостей от государства не приходится. Что же может сделать своими силами собственник предприятия?

Путь первый: «Сорок лет в пустыне»
Что делал Моисей, когда водил еврейский народ по пустыне? Он создавал новое общественное сознание, новую корпоративность, очищенную от рабства. Кстати, уж не управленческим ли экспериментам Моисея мы обязаны тем, что и сегодня у представителей этой древней нации самые здоровые отношения с собственностью? Путь создания сильной корпоративной культуры как средства искоренения воровской ментальности в рамках предприятия — путь долгий и затратный. Опыт показывает, впрочем, что этот путь, в отличие от пути Моисея, не требует сорока лет и человеческих жертв.
Проявления корпоративности — от стиля одежды и общения до корпоративного гимна — до сих пор считаются излишествами, доступными только тем, кому некуда девать деньги. Может быть, это и так, но, вероятно, эти излишки средств и появляются оттого, что на этих предприятиях не воруют. Те фирмы, которым удается создать свой собственный мир с особыми цветами, отношениями, приоритетами и моралью и поселить в нем адекватных этому миру людей, решают не только вопрос воровства, но и такие проблемы, как управляемость персонала, мобильность бизнеса и возможность выполнения стратегических долгосрочных программ. Важным здесь является и то, что сильная и однородная корпоративность позволяет привлекать новых людей уже без дополнительных затрат на их адаптацию. Если сформирована «критическая масса» адекватных работников, то нормально подобранные «новенькие» попадут уже в систему самовоспроизводящегося общественного сознания.

Путь второй: Эффективная система контроля
Как-то раз в агентство «Кадровый банк Екатеринбурга» обратился предприниматель (владелец сети магазинов) со следующими словами: «Я уже не по разу поменял всех продавцов, а они все воруют и воруют. Найдите мне честных работников!». Клиент был близок к разочарованию во всем человечестве и поэтому требовал особого внимания и бережного отношения.
Консультантам удалось убедить его в том, что для более полного понимания проблемы и адекватного подбора персонала требуется небольшое исследование. Оно было проведено и показало, что на предприятии отсутствовала какая бы то ни было система контроля. Проверки проводились стихийно, и каждый раз после этих внезапных акций приходилось расставаться в большинством работников. Следующее поколение «новобранцев», зная о том, что «когда-нибудь нас всех проверят и уволят», воровало еще больше, стараясь успеть обеспечить себе прожиточный минимум на период грядущих поисков работы. Ситуация имела корни и в личной установке владельца, который считал, что в ситуации безработицы человек должен самомотивироваться на честный труд страхом потерять работу. Установка не срабатывала, а он продолжал хранить иллюзию, что его работники просто «не те люди», и ждал «честных» продавцов, совсем как Ассоль, которая ждала алых парусов.
Что же можно посоветовать в нашей ситуации, когда заведомо честный работник является исключением из правила? Естественно, создание механизма контроля, соответствующего специфике деятельности предприятия.
Такая система должна отвечать нескольким требованиям:
Во-первых, регулярность и систематичность, поскольку любая разовая кампания приводит к увеличению объемов хищений.
Во-вторых, ориентация на лишение анонимности возможных воришек. Каждый должен нести персональную ответственность, а система должна быть такой, чтобы четко отслеживать, на каком именно этапе или в каком конкретном подразделении произошла утечка имущества. Здесь хочется сказать несколько недобрых слов о коллективной материальной ответственности, которую многие предприниматели считают единственной панацеей от воровства. Коллективная материальная ответственность рассчитана на силу горизонтальных связей: «понятно, что можно украсть у эксплуататора, но подставлять своих я не могу». Сегодня русский человек атомизирован, «я против всего мира», и «если я украду, это обнаружат и спишут на всех, а я все равно останусь в выигрыше». Уверена, что, при отсутствии дополнительных корпоративных рычагов воздействия эффективна только личная материальная ответственность.
В-третьих, правильно рассматривать контроль как помощь людям в борьбе с искушением украсть. По сути дела, организация действенной системы контроля — миссионерская задача, призванная облегчить жизнь от мирового бремени зла.

Путь третий: Загрузка чувством вины
Человеку, как хорошо бы он ни был вписан в существующие правила игры, свойственно испытывать стыд и вину, а это очень тяжелые чувства. Вызывая их в качестве профилактики, можно снизить потери от производственного воровства. Вспомним Альхена, «голубого воришку» из «Двенадцати стульев», для которого постоянное жгучее чувство стыда было платой за материальные блага, «уведенные» им у государства. Остапу Бендеру достаточно было только поговорить с ним тоном начальника и посмотреть с упреком, как стыд стал просто невыносим. Альхен служит так-же примером создания искупительных мифов, психологически оправдывающих воровство: вспомним гениальную историю про «сирот — детей Поволжья». Современные руководители часто строят свои отношения с наиболее значимыми подчиненными по принципу «спасителя» или «чудотворца». Вытаскивая человека из сложной жизненной ситуации или внезапно одаривая его неожиданными материальными благами, они формируют личную преданность, которая (до определенных пределов) исключает позицию «отщипывания» имущества у собственника.

Путь четвертый: Разборчивость в производственных связях
Написана уже тонна литературы о том, что пришло время профессионалов. В ней описаны все ужасы, которые несет работа с друзьями и родственниками (низкая мотивация к труду, ограниченность возможностей развития фирмы, невозможность внедрить эффективную систему управления персоналом, поскольку есть «неприкасаемые» и т. д.). Однако столь очевидные доводы радикально не меняют ситуацию на рынке труда. И дело тут не только в низком уровне профессионализма руководителей предприятий (им легче управлять материально зависимыми родственниками), а именно в том, что на карту поставлен вопрос доверия и страха, что «все украдут».
Впрочем, я сталкивалась с ситуацией, когда именно родственники находили дополнительные психологические возможности для оправдания воровства: «он меня не сдаст», «мы братья и все должны делить по-братски», «я просто взял на время, когда-нибудь отдам, мы же всегда будем рядом». Вообще, убеждение в том, что свои не украдут, несколько иллюзорно.
Неверный подбор персонала становится дополнительным фактором риска в деле сохранения собственности и в том случае, когда в коллектив попадают случайные люди, без рекомендаций и определения системы их мотивации к работе.
Таким образом, рецепт профилактики воровства на предприятии на сегодня может звучать так: тщательно подбирайте персонал, стройте эффективную систему контроля за деятельностью, укрепляйте корпоративность и ведите постоянный мониторинг психологического состояния подчиненных.