Петр Авен: «Бизнес не может быть в политике. Я иду в политику — страдают мои работники»

Миллиардер, один из авторов экономической политики России 90-х годов XX века, член первого кабинета министров правительства России, совладелец крупнейшего частного банка страны Петр Авен рассказал Елизавете Осетинской в рамках рубрики «Русские норм!» о коррупции, авторитаризме, ошибках 90-х, золоте компартии, экономическом кризисе, Борисе Березовском, санкциях и о многом другом. DK.RU выбрал из материала главное.

Про залоговые аукционы, приватизацию и обесценивание вкладов 90-х

— Я считаю, что залоговые аукционы — это ужасная ошибка, я был категорически против. «Норильский никель» должен был прийти вместе с Потаниным наверх и сказать: хотим, чтобы нас купил Потанин. Так и было. Залоговые аукционы — это дискредитация либеральной идеи, это плохая история.

Что насчет ваучерной приватизации, проблема, мне кажется, не в том, что она была, а в том, что на нее были возложены очень большие надежды, людям дали большие обещания — машина «Волга» за ваучер. Нереализованные надежды породили негативное отношение. Технически многое было сделано неправильно, но идеологически ничего страшного в приватизации не было.

Что касается обесценивания вкладов, мне есть что сказать. Дело в том, что вклады были израсходованы не правительством Гайдара, а правительством [Валентина] Павлова. В советское время бюджет каждый год заимствовал деньги населения, которые лежали в сберкассах, чтобы закрыть кассовые разрывы. Потом эти деньги возвращались населению. Правительство Павлова эти деньги забрало, но назад не вернуло. Записи остались, но денег за ними уже не было. Правительство Гайдара тут ни при чем.

Монументальная ошибка нашего правительства, моего правительства, не в том, что мы эти деньги потратили и обесценили, это было сделано до нас, а в том, что мы эти долги не признали.

Про работу в министерстве и золото партии

— У меня есть шокирующая история про то, как я пришел работать в министерство. Я пришел в здание на Смоленской площади, в то время это было Министерство внешних экономических связей. У меня была бумажка, подписанная Ельциным, о том, что я — министр. Но там таких министров не видели никогда, милиционер чуть ли не Кащенко собрался вызывать, чтобы отправить меня в сумасшедший дом.

Для них министр — это что-то большое, а мне было 36 лет, я был еще очень худой.

Государственные активы были, конечно, израсходованы. Своровать их было невозможно. Ты думаешь, что кто-то из Внешэкономбанка чемоданами таскал валюту? Мы же даже искали деньги коммунистической партии.

Мы наняли компанию Kroll, которая занимается расследованием финансовых преступлений, заплатили им $1,5 млн, и они начали искать по нашему заданию деньги КПСС. Они их не нашли. Они прошлись по всем банкам, где могли бы быть эти деньги, денег КПСС не было. В отчете Kroll были фамилии ряда коррупционеров, бывших советских чиновников, но у них на счетах было совсем немного — $200 тыс., $300 тыс. В СССР же нельзя было менять валюту вообще. Конечно, для советских министров $200 тыс. было гигантской суммой, но это не деньги партии.

Всем было интересно, где это золото компартии. Но его не было. Я разобрался в тот момент, как выводились деньги из Внешэкономбанка, это можно было сделать только с разрешения Политбюро. Направлялись деньги на помощь братским компартиям. Когда Политбюро принимало решение выделить деньги, оно посылало письмо в закрытом конверте во Внешторгбанк, и только тогда он выделял деньги, довольно небольшие. Представить себе, что кто-то украл деньги и положил миллионы долларов на какие-то счета, — совершенно невозможно.

Про Ельцина и 1996-й год

Фридман уже тогда одним из немногих предупреждал, что это опасная ситуация. Я тогда колебался. В общем, я и сейчас не до конца уверен, что мы тогда заняли неправильную позицию. Действительно, мы поддерживали Ельцина. Действительно, был использован большой административный ресурс на выборах.

Насколько это хорошо, у меня это вызывает вопрос. Но есть разные мнения. Чубайс до сих пор уверен, что все было сделано правильно и допустить приход к власти Зюганова было бы ужасно. Я думаю, что лично для меня это было бы, наверное, плохо, потому что нам было бы намного тяжелее заниматься бизнесом и жить, учитывая, что я был в правительстве Гайдара. Но для страны прожить несколько лет под Зюгановым тогда было бы, может, и неплохо.

Нашу демократичность не надо переоценивать. Мы были за экономическую свободу, но политическая идея, я считаю, у нас была ошибочной в то время. Мы думали, что можно достаточно авторитарно и жестко навязывать экономический либерализм. У нас была популярна модель Аугусто Пиночета, в Чили перенимать опыт ездила команда, в которую входил такой замечательный либерал, как Сергей Глазьев. Мы считали, что главное — любыми силами быстрее насадить экономические свободы. Конечно, мы были не правы.

Мой опыт показывает, что Россия должна быть самой либеральной из всех либеральных стран, просто потому что никакие правила в этой стране не работают.

Читайте также: «Российская экономика находится в болоте, поэтому не может упасть с обрыва». МНЕНИЕ

Про 1999 год и Путина-президента

Мы знали, что Путин рано или поздно будет президентом. Он был официальным наследником, премьер-министром. Мы никак в этом не участвовали. Уже тогда мы ровно те же самые принципы разделяли, которые разделяем и сейчас. Мы никогда не хотели заниматься политикой. Березовский устраивал у себя в клубе всякие тусовки политические. Я туда ходил слушать, чтобы знать, что у них в голове, чтобы выводы делать.

Это неправильно — влиять на политические процессы, влиять на назначение министра, это ужасно, этого делать нельзя. Это ни к чему. Мы всегда пытались держаться от этого дальше.

Мы в то время считали, что в целом все идет нормально. Мы занимались своими делами, были поглощены этим. Никакого ощущения изменения курса не было тогда, конечно. Я совершенно спокойно к этому относился.

Про дефолт 1998 года

—Весной 1998 года уже начались разговоры о возможном дефолте, экономист Андрей Илларионов вполне убедительно доказал, исходя из разницы динамики денежной базы и резервов, что дефолт будет. Но люди не верят в плохое, мало кто из банков как-то подготовился. Мы тоже не ждали дефолта, мы думали, что будет девальвация.

Я поехал отдыхать с семьей в Италию. В воскресенье утром мне позвонил Березовский и попросил срочно приехать. Говорит: ничего непонятно, Чубайс с Гайдаром заперлись в Белом доме, никого к себе не пускают, они что-то собираются объявить в понедельник, что — никто не знает. План у него был меня к ним запустить, чтобы я разобрался. Я опять отказался ехать, он еще через час звонит — кричит, визжит. Я позвонил Фридману и говорю: судя по всему, действительно что-то там может произойти. Мы, как банк, были более готовы, чем все остальные, все-таки мы предполагали девальвацию, но все равно были плохо готовы.

Мы с Фридманом прилетели ночью, уже 17 августа, день дефолта. Поехали сразу в Белый дом. И обнаружили в Белом доме в приемной у Чубайса толпу бизнесменов — Березовский, Ходорковский, Потанин, все сидят в коридорчике и ждут, потому что Чубайс с Гайдаром их к себе не пускают. Я тогда пошел к ним — меня пустили, ведь мы близкие друзья. Они дали прочитать мне, что накатали, и меня это привело в ужас.

Первое, что я им сказал: зачем вы объявляете, что курс доллара будет 9 рублей? На тот момент он был 6 рублей, и было ясно, что при девальвации он вырастет в разы. На что мне Егор сказал: Борис Николаевич очень просил, чтобы было не больше 10 рублей. Это была безусловная ошибка, нельзя было брать никаких обязательств.

Дальше была рекомендация нашим банкам не платить на Запад. При том что мы только что попросили у Запада денег, это было абсолютно аморально. Я вышел, рассказал все это широкой олигархической общественности. Потанин предложил найти шахтеров, взять у них каски и пойти бить касками по земле.

Мы были в тот момент 22-м банком, но через 3 дня мы стали 6-м, потому что банки в середине просто исчезли. Я уверен, что Альфа-банк стал настоящим серьезным банком после кризиса 1998 года.

О современной банковской системе

— У нас сейчас 70% активов — это государственные банки. Я считаю, что это плохо, это, безусловно, неправильно. Я не хочу критиковать ЦБ, но я считаю, что то, что они забрали под себя и де-факто сделали государственным «Открытие», БИН и Промсвязьбанк, это ошибка.

У нее есть много объяснений. Я с большим уважением отношусь к Эльвире Сахипзадовне [Набиуллиной], но это ошибка. Это подавленная конкуренция. Мне бы хотелось, чтобы были большие частные банки и мы могли с ними конкурировать. Сейчас мы конкурируем прежде всего со Сбербанком, это не очень хорошо.

Про бизнес и политику

— Бизнес просто не может быть в политике. У нас работают сотни тысяч людей, не десятки, а сотни тысяч людей. Если я начинаю заниматься политикой, это сказывается на жизни этих сотен тысяч людей, дальше это сказывается на наших клиентах.

У нас 10% вкладов населения на счетах, на секундочку. Поэтому я просто не имею морального права заниматься политикой. Если мне вдруг этого сильно захочется, я должен буду уйти, стать частным лицом.

С другой стороны, аморально и использовать свои деньги для того, чтобы влиять на политику. Это тоже совершенно невозможно.