«Мы не военная организация. Наш инструмент — мозг». Валерий Михайленко, профессор УрФУ

Валерий Михайленко, профессор кафедры теории и истории международных отношений УрФУ, основатель факультета международных отношений, рассказал, как готовить дипломатов, когда Россия политически самоизолировалась, есть ли разница между дипломами МГИМО и УрФУ и куда трудоустраиваются выпускники-международники.

Про МГИМО и оптимиста Сечина

Сегодня школы и вузы переведены на обучение online. И преподавателям почти в пожарном порядке приходится формировать собственные онлайн-курсы, в УрФУ их уже 47. «Даже для меня, «возрастного профессора», нет проблемы онлайн-обучения. Работа с электронными базами данных, их сортировка по темам, использование для научной или учебной работы является повседневной обязанностью», — говорит г-н Михайленко.

Вы долгое время возглавляли Департамент международных отношений, сейчас работаете на кафедре теории и истории международных отношений. Насколько образование, которое вы даете, соответствует аналогичному — в МГИМО, допустим?

— Во-первых, МГИМО — это МГИМО. Факультет не может соревноваться с институтом, университетом, где другой преподавательский состав, есть научные лаборатории. Достаточно посмотреть на доску почетных докторов наук МГИМО. Но есть стандарты. У нас такой же стандарт, как в МГИМО. По многим позициям мы даем образование не хуже. Большинство наших преподавателей участвует в международных грантах, обменах. Многие наши выпускники бакалавриата поступают в МГИМО, в Санкт-Петербург (СПбГУ) — с высокими баллами и на бюджет.

Не секрет, что Россия находится в некой агрессивной самоизоляции. А вы готовите будущих дипломатов, международников. Учите их работать в этих условиях?

— Мы не военная организация. Наш инструмент в первую очередь — мозг, аналитика. И выводы не обязаны быть положительными.

Только что вместе со студентами третьего курса мы начали мозговую атаку на casestudy «Последствия падения цен на нефть для России». В официальном дискурсе мы слышим утверждения о том, что выход России из соглашения с ОПЕК отвечает национальным интересам. Критически настроенные аналитики утверждают, что это было политически мотивированное решение или попытка убрать с рынка производителей сланцевой нефти. В «сухом остатке» мы знаем, что произошло катастрофическое обрушение цен на нефть, мы теряем рынки сбыта, даже оптимист Игорь Сечин считает, что все наладится только к концу года. Я не могу категорически утверждать, что была допущена стратегическая ошибка. Но и не исключаю, что какая-то группа аналитиков в своих прогнозах исходила из принципа «чего изволите». 

Я глубоко уверен в том, что умные, независимые, критически мыслящие аналитики могут более последовательно защищать национальные интересы и быть настоящими патриотами.

Я вот только что выступал перед студентами и рассказывал о том, чем подготовка у нас отличается от МГИМО-университета, который является ведомственным вузом МИД РФ. С точки зрения обучения международников, МГИМО — супер, вне класса. Но у МГИМО другая задача, он готовит офицеров. Я не ошибся. В итальянском языке работник МИД и военного ведомства называется одним словом – ufficiale (офицер, должностное лицо). Было бы странно, если бы кто-то пришел после МГИМО работать в МИД и сказал: «Знаете, мне не нравится политика Лаврова». В МГИМО готовят государевых слуг. Мы стремимся развивать навыки аналитиков, которые могут критически относиться к отдельным аспектам и внешней, и внутренней политики.

Аналитики должны быть свободны от политической конъюнктуры. Я иногда говорю, что есть экспертное сопровождение, а есть эскортное. Эскортное – это пропагандисты. В любом государстве необходимы и те, и другие. Они есть во всех государствах. Но пропагандисты - это другое ремесло. Мы готовим скорее тех, кто должен заниматься экспертным сопровождением. Получится или нет, сказать трудно. Существует свобода выбора личности: он может оказаться и там, и там. Но в нашем случае мы говорим о том, что нашей стране важны грамотные аналитики.

Насколько вообще актуально гуманитарное образование в наш век доминирования технологий?

— Гуманитарии важны так же, как вода, воздух. Один наш выпускник стал прекрасным программистом в одной очень известной международной компании. Мнение, будто отличные программисты получаются исключительно из математиков, — ошибочное. И гуманитарии могут быть отличными программистами.

Куда податься международнику?

На факультете международных отношений УрФУ бюджетных мест немного: на бакалаврскую программу выделяется 9 бюджетных мест, на магистерскую – 8. Для сравнения, на платную форму обучения ежегодно поступают 288 человек: 135 на программы международных отношений, 103 - на востоковедение и 60 - на зарубежное регионоведение.

На западе колоссальное количество молодых людей учится на гранты, которые берут у правительства либо у частных фондов и организаций. У нас обучение вынуждены оплачивать родители. А если у них нет денег? Придет ли когда-нибудь Россия к западной системе?

— В гуманитарных областях мы в ближайшее время не придем к массовой грантовой поддержке, потому что отношение властей к гуманитарным наукам — не лучшее. А избирательные гранты возможны за отличные показатели в учебе и науке. Среди некоторых власть предержащих есть мнение, что это потенциальные оппозиционеры, соперники, как угодно. Но я могу привести пример. За весь период моей работы на факультете международных отношений с 1993 года у нас не было ни одного эпизода с экстремизмом или крайним радикализмом. Потому что у нас ребята дружат с мозгами. Для них не бывает неожиданных ситуаций, они думают. Они выстраивают индивидуальные карьеры. Участие в массовках — это не про них. Мы стремимся привить навыки свободного мышления. Это так. Но учим и развивать гражданскую ответственность. Эти две личностные позиции между собой взаимосвязаны.

Куда идут работать выпускники со знанием двух языков и с навыками свободного мышления?

— До 2014 года с трудоустройством вообще не было проблем. В частности, выпускники с итальянским языком шли влет, потому что специфика итальянской индустрии — мелкий и средний бизнес, то есть больше рабочих мест, больше нужды в переводчиках. Сейчас, конечно, стало хуже. Но, в принципе, работу находят.

Боюсь, что дальнейший экономический спад и количество рабочих мест связаны напрямую. Мы учим, что надо быть готовыми к радикальной смене профессии.

Поэтому я очень часто говорю, что нет массового заплыва в профессию. Это индивидуальный заплыв. Что мы даем? А) хорошее образование; б) хорошую крышу в лучшем смысле этого слова. Уральский федеральный университет, департамент международных отношений высоко котируются и в России, и за рубежом. Их знают. Скажем, выпускница прошлого года Тамара Успенских успешно учится в магистратуре «кузницы» политической и дипломатической элиты Франции — Высшей школы политических наук. Специализируется на арабском языке. А начинала писать бакалаврскую работу здесь: «Политика Европейского Союза в странах Персидского залива». И таких примеров много.

Вуз помогает своим выпускникам найти работу?

— Конечно. У заместителя директора департамента Александра Сергеевича Бурнасова договоры примерно со 100 организациями и предприятиями Свердловской области о прохождении практики. Кое-кто из студентов, хорошо себя проявивших, затем задерживаются на предприятии надолго. Часто звонят выпускники департамента, сами уже возглавляющие отделы, организации.  Стараемся вместе помогать.

Мы пытаемся убедить наших студентов в том, что они получили хорошее базовое образование, а дальше все зависит от них. Надо быть гибкими на рынке труда. Плохо, когда выпускник начинает требовать, как это было в «жирные» годы: не, ниже 20 тысяч я не пойду работать!

Закончились те времена, когда выпускник МО не шел на работу ниже определенной планки. И вакансии есть, вот буквально только что по почте прислали: «Валерий Иванович, нужен специалист с китайским». Переслал коллегам.

Я вообще считаю, что конкурентные преимущества наших студентов заключаются в хороших манерах, незамутненном взгляде на жизнь. Поэтому и нет разочарований. Они в процессе обучения становятся другими, лучше. Впрочем, вы можете постоять в массовке после занятий у выхода в разных университетах и сами сделать вывод. И мы, преподаватели, стараемся соответствовать требованиям дипломатического этикета.

А есть ли у вас инвесторы?

— У нас нет инвесторов. И по очень простой причине. А зачем вкладывать, если можно бесплатно выбрать хорошего выпускника? Какой смысл? Оплачивают обучение родители. Могут использовать материнский капитал. Это разрешено. Родители вкладываются в детей.

У вас договоры с университетами Бергамо, Флорентийским, Сычуанским, Брно, Португалии, ЮАР, даже со шведским агентством по радиационной безопасности…

— Что такое шведское агентство? Там несколько структур. На техническом уровне они сотрудничают с Росатомом, в 1990-е годы помогали утилизировать ядерные реакторы с наших атомных подводных лодок. Но в их деятельности имеется гуманитарный блок, который никак не связан с техническим. Мы сотрудничаем по некоторым гуманитарным вопросам, например, в финансировании конференций по ядерной безопасности, издании книг по ядерному нераспространению. Вместе с российским фондом фундаментальных исследований (РФФИ) и УрФУ шведы финансировали «полевые» работы наших исследователей в рамках мероприятий ООН по ядерному нераспространению. Команда наших ученых собрала около 100 интервью у самых разных специалистов из разных стран. Осуществленная аналитика вместе с интервью нашли отражение в книге «Договор о запрещении ядерного оружия» (выпущена в 2020 г., это первая книга в России, посвященная договору о запрещении ядерного оружия).

Таким образом, мировой изоляции России, ухудшения отношения к России в образовательной сфере вы не замечаете?

— Я не могу сказать, что совсем не замечаем. Но остались ниши, которые Россия сохранила в сотрудничестве с Европейским Союзом, его программами. Вот там мы и работаем. Со стороны Евросоюза я не замечаю ограничений. Для них сотрудничество в образовательной и научной сфере является обыденным.  Со стороны российских властей, как вы сами видите по острым дискуссиям в научном сообществе, определенная настороженность в отношении такого сотрудничества существует.

Если глобально, что изменилось за последние годы в УрФУ?

— Что хуже стало? Вертикаль власти. Может быть, кому-то кажется, что стало больше управляемости, но, понимаете, я создавал факультет как феодальное хозяйство. Это было сложно, потому что в феодальном хозяйстве каждый тянет одеяло на себя. Были постоянные конфликтные ситуации по переделу финансовых ресурсов, ставок, площадей. Но этот высокий уровень конкуренции положительно сказывался на оптимизации финансовой деятельности и штатной структуры.

Сегодня некоторые кафедры и департаменты сокращают персонал, переводят на доли ставок. За время перестройки университета у нас ни одного человека не уволили, у нас все время есть вакансии. Так, с расчетом на перспективу, мы оптимизировали свою структуру. И это, на мой взгляд, результат самодостаточных и самоуправляемых «феодов».

Не говорю уже о том, что раньше существовала некая процедура назначения, более-менее понятная. Человек должен был пройти определенную карьерную вертикаль, набраться опыта. Я не передергиваю, когда утверждаю, что лучший лаборант — это доцент. Потому что многие из преподавателей прошли путь от лаборантов. Я воспитан на идеях австрийской школы экономики. И разделяю мнение Л. фон Мизеса, утверждавшего, что «много государства не означает сильное государство». Я бы отнес это к любой форме управления.

Тот факультет международных отношений, который я создавал вместе с коллегами, закончился. Его нет больше. Это не значит, что сейчас хуже. Просто другое. Другая система ответственности, другая система организации и контроля за качеством образования.

И все же гуманитарное образование не станет менее популярным, как считаете?

— Если только кому-то в голову не придет решение об окончательной изоляции страны, а, значит, международники будут не нужны. Это было бы глупо, потому что качество человека, качество россиянина будет только падать. В таком городе, как Екатеринбург, если убрать такой факультет, будет сворачиваться международная деятельность региона. Что, из МГИМО сюда поедут?

Автор текста: Юлия Гольденберг, специально для DK.RU