Андрей Бриль: «Они считают, что никто не инвестирует в России. А мы тогда что тут делаем?»

Рубрика «Особое мнение»

Андрей Бриль, полпред Гильдии управляющих и девелоперов в Екатеринбурге и Свердловской области:

— В течение последнего месяца я был участником нескольких встреч, на которых с удивлением и горечью обнаружил: позиции людей у власти, которые должны защищать интересы бизнеса, и тех, кто в  реальности занимается бизнесом, совсем разошлись.

Первое мероприятие было в УрФУ с участием руководителей ВШЭ Евгения Ясина и Сергея Кадочникова. Второе — конференция по «газелям», которую проводил «Эксперт», на ней было много представителей малого и среднего бизнеса. На третьей встрече были собраны местные банкиры и некоторые представители промышленности, а главным выступающим был директор департамента кредитно-денежной политики Центробанка Игорь Дмитриев.

И на всех этих вроде бы разных мероприятиях были высказаны тезисы, с которыми я никак не могу согласиться.

Современные предприниматели не хотят инвестировать в России

К Евгению Ясину я отношусь с безусловным уважением. Это человек, который работал с Гайдаром, Ельциным, Чубайсом, Кириенко, — с людьми, которые вытащили, спасли нашу страну от гражданской войны, обеспечили новый подъем экономики и уход от хаоса и распада, к которому привел коммунистический период правления. Я всегда считал, что мы с этими людьми примерно одинаково оцениваем происходящее. Тем более удивительным и шокирующим для меня было открытие, что, оказывается, ко многим базовым, принципиальным вещам мы относимся по-разному.

Во-первых, отношение к российским капиталистам, нынешним предпринимателям. Ясин, приводя в пример олигарха Шварцмана, считает, что эти люди не хотят вкладывать в Россию, что для них это лишь место добычи полезных ископаемых, после монетизации которых они все деньги увозят — и то ли закапывают, то ли пропивают где-то в дали. А в своей стране инвестировать они не хотят.

Но позвольте! Я занимаюсь бизнесом в этой стране 28 лет. И многие мои товарищи — тоже. И все мы занимаемся инвестированием в этой стране ровно каждый день.

Если Шварцман или Ходорковский не хотят здесь инвестировать — по совершено понятным, кстати, причинам! — то пусть не инвестируют. Но мы-то все инвестируем!

Может быть, на уровне отдельных предпринимателей этого и не видно, но есть объекты, которые показывают, как много инвестировал российский капитал в страну.

У нас полностью модернизирована металлургическая отрасль. Она начала производить огромное количество переделов и видов продукции, которых раньше в стране не было — начиная от труб большого диаметра заканчивая уникальными сплавами для автопрома.  Технически теперь это одна из самых современных отраслей в мире.

А ритейл? После того, как при советской власти нельзя было даже колбасы купить, сегодня мы имеем огромные сети и множество частных отдельных точек, при которых создана целая логистическая инфраструктура, которые стали локомотивами для развития транспортной отрасли и многих других.

Или взять ИТ-отрасль, которая была создана 25 лет назад с нуля, а теперь экспортирует программного обеспечения на $7 млрд в год. Я уж не говорю о строительстве или оборонке, где люди платят живыми деньгами.

Если кто-то будет рассказывать, что все это сделали не русские предприниматели, если это не были инвестиции, а просто ветром надуло, тогда я попрошу разъяснить: как это сумело надуть ветром.

Долой кредитование, идите на фондовый рынок

Для российского бизнеса сейчас приоритет номер один — длинное инвестиционное проектное кредитование. И вот ведущие экономисты нам говорят: да зачем нужны эти отсталые европейские инвестиционные схемы, есть же фондовый рынок, есть Америка, видно, как он там работает, вот и надо брать инвестиционные деньги с фондового рынка.

Вообще-то этот спор, кажется, теоретический. Но если говорить о реальности — а инвестировать надо сегодня — то никакого фондового рынка как инструмента получения инвестиций у нас не существует. Как можно об этом говорить всерьез с реально действующими предпринимателями? Как можно говорить: вот у нас есть банки, но мы инвестиционные кредиты давать не будем, а идите-ка вы лучше на фондовый рынок.

А потом выясняется, что этот рынок мизерный, нет институциональных инвесторов, нет людей с частными сбережениями, кто мог бы использовать фондовый рынок как альтернативу вложений в недвижимость или валюту. Что технически выходить туда сложно и дорого, для малого бизнеса просто неподъемно.

И надо не забывать, что наш фондовый рынок — это очень подозрительная с точки зрения инсайда штука! Он мал и так легко манипулируем, что это инструмент исключительно для профессиональных  игроков и инсайдеров.

Мы это все высказали, а нам отвечают: так вы же все равно ничего не инвестируете, у вас нет хороших проектов, вы эти деньги хотите получить и увести куда-нибудь.

Пришлось объяснить — это не у нас нет хороших или плохих инвестпроектов, а у банков нет соответствующих финансовых продуктов и инструментов, с помощью которых они могут дать ресурсы для жизнеспособных проектов.

Любые инвестпроекты — достаточно длинные, минимум 7-10-12 лет. Это вложения в недвижимость, оборудование, в создание и разработку нового продукта, продвижение на рынок. Конечно, если пытаться оценивать их с точки зрения короткого кредита, то любой проект автоматически станет плохим. Так вы вообще возьмите и выставьте при выдаче любого кредита требование: вернуть тело кредита через 15 мин после выдачи, и тогда у вас все проекты будут плохими!

А еще нам говорят: если мы просим длинных внешних инвестиций, то мы должны быть этого достойны. А у нас, простых колхозников, ощущение другое. 

Мы сегодня объявили тендер о предоставлении финансовых ресурсов для наших инвестиционных  планов и проектов. Наших — это каждого конкретного бизнеса и страны в целом. И если Центробанк вместе с поддержавшей их ВШЭ будут по-прежнему уклоняться от участия в этом тендере и будут действовать в интересах финансовых спекулянтов, окопавшихся в правительстве, то мы пойдем к другим людям, и попросим их поучаствовать в этом тендере.

Новая реальность это 10% рентабельности, и не больше

Сергей Кадочников еще одну интересную мысль высказал: доходности 20-30% годовых не будет, нужно привыкать жить в 10%-ной рентабельности, и это наша новая реальность.

Мы, конечно, приветствуем любые призывы к отказу от демонстративного потребления, к разумным расходам, планированию. Но поскольку разговор идет с представителями научного сообщества, хочется узнать, а как выполнялась аналитика, по каким выборкам делался вывод об этом снижении рентабельности. Какие отрасли рассматривали, какого размера компании, насколько вообще репрезентативна выборка.

Потому что в стране, где есть дефицит во всех секторах экономики, где есть потенциально огромный платежеспособный спрос и большие запасы маржинальности, разговор на уровне ощущений не подходит.

Интереснее дальше. Вот вы получили некую среднюю рентабельность по стране. О чем она может говорить? Исключительно показывать точки слома тренда. А нам предлагается на основании средней температуры по больнице лечить каждого конкретного больного, у которого ситуация может отличаться принципиально. И уж если быть до конца определенным, мы-то этот анализ маржинальности в каждом нашем бизнесе и сегменте проводим каждый день, и каждый день корректируем свое поведение, потребление, показатели и планы развития. Это Америка, которая уже открыта.

Без институциональных реформ экономика не выживет

Многие сейчас говорят, что без институциональных реформ вообще ничего сделать нельзя. Что ничего не получится без нормального суда, без какого-либо общественного контроля, целого ряда других институтов, без попадания на высокие места в инвестиционных рейтингах. Без этого ну никак невозможно нам, предпринимателям, в России работать!

Я эти песни про структурные институциональные реформы слышу давно. У меня такое ощущение, что они поются для того, чтобы отвлечь наиболее активное население от реальных проблем в экономике.

Потому что можно сколько угодно обсуждать вопросы, связанные с какими-то институтами, вместо того чтобы задать вопрос: где мои 12-15-летние кредиты, отдайте их мне.

Ни про одну институциональную реформу нельзя получить точный ответ: что будет сделано, на что повлияет, в какой срок и каким будет оцифрованный результат. А мы — люди практические, разговоры с нами про реформы без описания четкой последовательности действий — это попытка позвать нас обратно в СССР на идеологические дискуссии на парткоме. Мы в такое не верим. Потому что это какая-то прекраснодушная маниловщина.

Все мы любим красивые и правильные слова, но мы привыкли к проектному управлению. Если нам говорят, что результатом реформ должно быть, например, уменьшение бюджета Минобороны, то хочется знать — в пользу кого? Если говорят про реформу суда, то что конкретно будет сделано в суде?

Когда нам говорят, что нужно строить гражданское общество и что нужны демократические институты, я пытаюсь понять: а люди отдают себе отчет в том, что каждая система управления должна опираться на определенную социальную структуру общества? Человек ведь не может висеть в воздухе и участвовать в политической борьбе. За ним должна стоять массовая группа людей с определенными интересами, которые он отражает.

Если сегодня за кого-то проголосует один процент избирателей, о чем это говорит? Что его гнобит Путин? Нет. Это говорит о том, что его поддержка — ровно на один процент.

Без четкого понимания, интересы какой социальной группы ты представляешь, прекраснодушные мечты о создании новой политической системы как-то подвисают в воздухе немножко.

Занимайтесь инновациями, а не глупостями вроде индустриализации

Надо мной просто издеваются, когда говорят про то, что приоритет сегодня — инновации. Если у меня нет развернутого индустриального базиса, то что именно будет генерировать спрос на инновации? Если меня заставляют думать про инновации, значит, меня просто заставляют работать на моих иностранных конкурентов, у которых этот базис уже есть, а сейчас им нужны инновации.

Приоритет — все равно индустриальный базис!

Необходимо, чтобы был определенный набор товаров и услуг, чтобы были компании и люди, которые сами их создают. И потом естественным путем они сами эти инновации востребуют, сами их создадут или найдут.

В общем, для нас приоритеты одни, для аналитиков и команды государственных экономистов почему-то другие. Это расхождение надо как-то сводить. Ясно, что ключевой вопрос — это работа финансовой системы, хоть от него и пытаются отвлечь внимание институциональной реформой. 

Материал подготовили Сергей Дружинин, Ольга Селезнева